«Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь. Даже тоталитарные режимы отступали, случалось, перед одержимостью, убежденностью, настырностью. Мои победы только на том и держались»
Майя Плисецкая.
Майя Плисецкая родилась в 1925 году. Отец балерины, Плисецкий Михаил Эммануилович, после революции «в восемнадцатом году семнадцатилетним подростком, «записался в коммунисты», вступив в партию. Как и все донкихоты той лихой годины, он исступлённо верил в книжную затею — осчастливить всё человечество. Если честные коммунисты тогда и были, то они были скудоумными, наивными донкихотами. За свое легковерие и прожектёрство отец заплатил сполна. В 1938 году чекисты расстреляли его, тридцатисемилетнего, а в хрущевскую «оттепель» посмертно реабилитировали «за отсутствием состава преступления». Так вспоминает о своем отце Майя Михайловна. Что тут ещё можно добавить? Рахиль Михайловна Мессерер-Плисецкая, её мать — актриса немого кино. Снималась она в немых чувствительных фильмах недолго, четыре-пять лет, и сыграла с десяток ролей. В титрах фильмов её величали Ра Мессерер. Жизнь намучила её предостаточно. Она была и киноактрисой, и телефонисткой, и регистраторшей в поликлинике, и массовиком в самодеятельности. Когда в тридцать восьмом году её арестовали и требовали подписать, что муж шпион, изменник, диверсант, преступник, участник заговора против Сталина и прочее, и прочее, — она наотрез отказалась. Случай по тем временам героический. Ей дали восемь лет тюрьмы».
После ареста родителей у Майи началась совсем другая жизнь. Она жила у своих родственников. Суламифь и Александр Мессереры — видные танцовщики Большого театра, впоследствии нашедшие своё второе призвание в педагогике. Тетка заботилась о ней, но, не в силах обуздать свой, мягко говоря, непростой характер, нередко унижала девочку. Вот в таких суровых условиях и формировался сильный несгибаемый характер Майи Михайловны. «Характер — это и есть судьба», — любила повторять балерина. С самого детства она умела добиваться поставленной цели. Без этого умения невозможно стать балериной, тем более — знаменитой. Майя стремилась быть «не такой, как все», неустанно утверждая собственную индивидуальность. Она никогда не боялась нарушать правила, но не из-за самонадеянности, а оттого, что верила в себя и всегда была самым придирчивым своим критиком. Возможно, благодаря именно этим своим качествам подрастающая Майя обратила на себя внимание замечательного хореографа и педагога Леонида Якобсона, с которым её не раз будет сводить судьба уже в зрелые годы. Он станет ее учителем, другом, помощником; вместе Якобсон и Плисецкая создадут несколько прекрасных балетов. Для взрослеющих учениц Якобсон поставил одноактный балет на музыку Шопена, который так и назывался — «Шопениана». На его премьере Плисецкая продемонстрировала необыкновенный «трюк» — так она сама это называла: в каждом прыжке балерина умудрялась на мгновение зависнуть в воздухе, не обращая внимания на законы гравитации. Этот её «трюк» вызывал гром аплодисментов! В училище у Плисецкой было несколько педагогов, но встреча с самой лучшей, несравнимой наставницей произошла уже в Большом театре. Это была Агриппина Яковлевна Ваганова. Она была поистине уникальным педагогом, знала всё о человеческом теле, о его возможностях. Ваганова — чуть ли не единственная из монстров Императорского балета, в отличие от своих коллег не покинувшая Россию. Первый подлинный успех пришел к Майе Михайловне буквально накануне войны — 21 июня 1941 года. До выпуска из училища ей оставалось ещё два года, но в числе лучших учащихся старших классов она была допущена к участию в выпускном концерте училища, проходившем на сцене филиала Большого театра. В зале среди зрителей была её мама, только что вернувшаяся в Москву из ссылки, и поэтому Майя с особенным старанием демонстрировала всё, на что была способна: изумительные прыжки с зависанием, артистизм, грацию; публика рукоплескала, все радовались — и никто понятия не имел, какая трагедия ожидает назавтра всю страну. Майя с семьёй вскоре покинула Москву и почти два года жила в Екатеринбурге. Потом тайно (ведь она была дочерью врага народа) вернулась назад и возобновила учёбу. Экзамен состоялся в конце марта 1943 года, Майя на «отлично» исполнила вариацию повелительницы дриад из «Дон Кихота» и была зачислена в кордебалет Большого театра с зарплатой 600 рублей «старыми» деньгами, которые после первой послевоенной девальвации превратились в 60 рублей. Ей дали десятиметровую комнату в большущей коммунальной квартире на втором этаже в доме Большого театра в Щепкинском проезде. Жили в квартире 22 человека. На всех была одна кухня, одна ванная и один туалет. Майя Плисецкая прожила в той комнате до 1955 года, пока ей не отдали двухкомнатную квартиру дирижера Файера на той же лестничной площадке. Если раньше, в последнем классе хореографического училища, когда большая часть труппы была в эвакуации, Майю ставили на сцене филиала в сольные партии, то теперь она увидела свою фамилию в числе «восьми нимф» в польском акте оперы «Иван Сусанин». Это был шаг назад. Нет, ничего личного, просто в июле 1943 года артисты Большого театра вернулись в Москву и больше недостатка в солистах не было, а Майю отодвинули на второй план. Для того чтобы не разучиться танцевать, Майя Плисецкая стала брать много концертов и «обтанцевала» все концертные и клубные сцены Москвы. Такие концерты в те времена были главной статьей дохода всего артистического мира. Деньги платили малые, и ждать их через филармоническую кассу приходилось месяцами, но это был хоть какой-то реальный заработок.
После училища она стала первой исполнительницей партии феи Осени в «Золушке» Прокофьева, поставленной в Большом театре в 1945 году. Она принесла ей успех и популярность, но к своим главным партиям в Большом Плисецкая поднималась постепенно. На это ушло несколько лет. День 27 апреля 1947 года стал знаменательным в жизни Майи Плисецкой. Она впервые танцевала партию Одетты-Одиллии в «Лебедином озере». Самый известный балет Чайковского впоследствии стал одним из ключевых в её репертуаре. Теперь уже многие забыли, что знаменитый «Лебедь» был лишь крохотной частью большой музыкальной фантазии Камиля Сен-Санса «Карнавал животных», задуманной как музыкальная карикатура на человеческие характеры. Среди них были рыбы, черепахи, слоны, антилопы и даже ископаемые. Ну а предпоследней, тринадцатой частью был «Лебедь». Он стал одной из любимейших партий русских балерин, которые переименовали его в «Умирающего лебедя». На советской сцене Лебедя танцевала блистательная Галина Уланова, а вслед за ней и другие советские примы. Но новая эстетика требовала, чтобы балетные номера были жизнеутверждающими, позитивными. Майя тоже привнесла в этот номер толику своей индивидуальности: безвольно поникать она не привыкла. Она исполняла «Лебедя» в редакции Суламифи Мессерер, воскресив «лебединую» пластику Анны Павловой: выплывала на сцену, складывая руки, словно лебединые крылья, а потом расправляла их, как бы пытаясь взлететь. С взрослением балерины, с приходом жизненного опыта её Лебедь менялся. Кстати сказать, Майя Плисецкая исполняла эту роль в течение 30 лет. «Лебединое озеро» с Плисецкой видели все главы иностранных государств, посещавшие Советский Союз. Это был гвоздь программы знакомства со страной. Хорошая жизнь, зарубежные поездки — все это длилось недолго. К концу её пятого сезона в Большой театр назначили нового директора, Александра Васильевича Солодовникова, который сразу невзлюбил слишком уж независимую балерину. Забыл, что она танцевала заглавные партии, что получала награды. Зато комсомольская ячейка про неё не забыла! То и дело Майю вызывали на собрания и «пропесочивали» за пропуски политчасов и отлынивание от диалектической учёбы. Как ни странно, но второй её взлёт начался со дня рождения Сталина. Это было 21 декабря 1949 года. В Кремле планировался грандиозный концерт — и после долгих проверок-перепроверок её все же включили в состав исполнителей. Плисецкой досталась партия Уличной танцовщицы — эпизод второстепенный, но броский. Именно этот концерт и позволил переломить судьбу: недоброжелатели отступили, и Плисецкой снова стали давать роли. В 1953 году Плисецкой исполнилось 28 лет — а это вполне зрелый возраст. Страна переживала новый виток репрессий, печально знаменитое «дело врачей». В «Правде» была опубликована неподписанная статья «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей», в ней упор делался на национальность всех арестованных врачей — евреи. Майя с ужасом ждала — что будет с ней? С её семьей? Они же Мессереры, не Ивановы, да и внешность у неё — не славянская. Но судьба распорядилась иначе: 2 марта 1953 года диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан зачитал ледяным голосом бюллетень о здоровье Сталина со зловещими словами — инсульт, потеря сознания, паралич тела…. Потом был XX съезд КПСС и разоблачение культа личности, знаменитая хрущёвская оттепель и реабилитация политзаключенных. То была далеко не свобода — лишь её видимость. Но всё же приоткрылся — чуть-чуть, на маленькую щелочку — железный занавес. И тридцать шесть человек — артисты Большого театра, танцоры из хора Пятницкого, исполнители народных песен из республик СССР — отправились на гастроли в Индию. Их водили по городу строго группой, как под конвоем. Отойти чуть в сторону, задерживаться было нельзя. Сопровождающие, как назойливые мухи, контролировали буквально каждый шаг. К Плисецкой был приставлен персональный сторож, он не отходил от неё ни на шаг, сопровождал всюду, не позволял отходить от группы, смотрел, что она покупает, как долго выбирает вещи. Балерина в ответ срывалась, дерзила, а охранник злобился всё сильнее и по возвращении отомстил. С этого момента Плисецкая стала невыездной. Недоверие властей к балерине было столь велико, что за ней всюду по пятам стала следовать машина КГБ с тремя неприметными молодыми людьми. Машина сопровождала её в театр, в магазины, ночью стояла под окном её квартиры. Балерина признаётся потом, что иногда из-за всего этого ей даже приходили в голову мысли о самоубийстве… Молодость у великой Майи Плисецкой была такой же скудной, как и у большинства её соотечественниц. И точно такими же были проблемы с гардеробом. Была такая, нынче уж совсем забытая профессия: фарцовщик — так называли спекулянтов, перепродававших вещи, выменянные или перекупленные у приезжих иностранцев. Зарубежные товары перепродавались из-под полы, в подворотнях, на съёмных квартирах или через знакомых. Вот именно у таких фарцовщиков и одевалась Майя Плисецкая, да и все её коллеги. Это было необходимо: артистка — всегда на виду. Кроме того, Плисецкая всегда любила эффектные вещи, даже на грани эпатажа. Порой это шокировало не привыкших к броским вещам москвичей. «Вернувшись из Парижа — это был уже 66-й год, где Надя Леже подарила мне каракулевую, черную макси-шубу, прошитую кожаными аппликациями и вырядившись в неё, я вышла из дома на Горького, чтобы поймать такси, — писала балерина, — первая же взбаламученная видом моим москвичка окрестила себя православным знамением и гневно взвизгнула: — О Господи, греховодница-то! По части шубы-макси я была в Москве Христофором Колумбом»….
Родион Щедрин как-то сказал, что композитора всегда спрашивают о Музе, и признался, что ему повезло. Ведь его Муза, вдохновлявшая его на создание балетов, да и не только балетов, всегда находится рядом. Щедрину никогда не было скучно с женой, ведь она парадоксальна, впечатлительна, женственна и образованна. Познакомились они в 1955 году на вечере у Лили Брик. Ей исполнилось уже тридцать, а ему — всего только двадцать три. Такая разница в возрасте по тем временам считалась большой, неправильной: принято было выходить замуж за мужчин старше себя и только с ними же и заводить романы. Второй раз Майя и Родион встретились лишь на премьере «Спартака» в 1958 году. Билетов достать было невозможно, но за несколько дней до премьерного вечера Плисецкая снова встретила Щедрина в салоне Брик, и он попросил у нее контрамарки. Она обещала. Утром следующего дня Щедрин позвонил Майе по телефону и попросил разрешения прийти в класс, посмотреть её репетиции. Плисецкая великодушно согласилась. К этой репетиции она подготовилась особо: надела новый французский эластичный купальник, облегавший её стройное тело, репетиции начала с соблазнительных па Эгины из «Спартака», потом перешла к разминке. «На Щедрина обрушился ураган фрейдистских мотивов», — шутила потом Плисецкая. Смущенный композитор поспешил уйти, но потом позвонил красавице балерине и предложил покататься по Москве. «Старикашка Фрейд победил», — хихикала Майя. Она без раздумий согласилась. Потом была ещё одна встреча, и ещё. По выражению самой Плисецкой это был «головокружительный роман». В 58-м они провели вместе целое лето в Карелии, в лесу возле Ладожского озера, в Доме творчества композиторов в Сортавале. Они понимали, что их взаимное чувство не случайно и не мимолетно, что это — навсегда. В августе Майя Михайловна поняла, что ждет ребенка. Встал кардинально важный вопрос: танцевать или детей нянчить? Плисецкая выбрала первое. Она сознательно отказалась от возможности иметь детей, поскольку не могла позволить себе потерять рабочую форму из-за беременности. Щедрин без восторга, но согласился. Любовь помогла Щедрину совершить невозможное — сделать «невыездного» человека «выездным». А в то время это было не просто трудно, а почти невозможно. Щедрин подарил любимой женщине не только возможность увидеть мир, он проложил ей дорогу к мировой славе, мировому признанию её таланта. В шестидесятые годы Майя Плисецкая была примой, то есть первой балериной Большого театра. Разумеется, недостатка в партиях у неё не было, наоборот — из-за большой занятости приходилось отказываться от участия в некоторых спектаклях. Другая балерина на месте Плисецкой остановилась бы на достигнутом, но у Майи вместе с ростом её славы росло и чувство творческой неудовлетворенности. Ей всегда хотелось чего-то нового, хотелось испытать себя на новом поприще, предстать перед зрителями в новом амплуа. Вершиной карьеры Майи Плисецкой стал балет «Кармен-сюита», написанный специально для неё Родионом Щедриным и поставленный на сцене Большого кубинским балетмейстером Альберто Алонсо. Плисецкая как-то на досуге подсчитала, что станцевала «Кармен-сюиту» около трёхсот пятидесяти раз. Только в одном Большом — 132 раза. Последняя «Кармен» была на острове Тайвань с испанской труппой в 1990 году. Четыре своих балета Щедрин посвятил Майе Плисецкой: «Конька-Горбунка», «Анну Каренину», «Чайку» и «Даму с собачкой». Это были балеты-подарки: к годовщине свадьбы, ко дню рождения. «Не кольца же с бриллиантами дарить!» — шутил Родион Константинович. «Он не карабкался по лестнице признания вверх. Оно само шло к нему», — так отзывалась о муже Майя Михайловна. Премьера одноактного балета по рассказу Антона Павловича Чехова «Дама с собачкой» состоялась в день шестидесятилетия балерины. Плисецкая радовалась тому, что отмечает 60-летие не сидя в директорской ложе и слушая торжественные речи, а танцуя, демонстрируя публике новый спектакль. Сделал великолепной Майе свой подарок и Пьер Карден — платье для её героини. Воздушное, легкое — совершенно чеховское. К сожалению, этот спектакль стал последним выступлением Майи Плисецкой на сцене Большого театра. Разногласия с театральным руководством, в том числе — с главным балетмейстером, художественным руководителем балета Юрием Григоровичем, привели к тому, что она ушла из Большого. «Майе Михайловне просто нечего делать в Москве. Её просто здесь лишили работы и даже пенсиона», — рассказывал Щедрин в одном из интервью. Но на этом карьера балерины не закончилась. С конца восьмидесятых в Испании шестидесятитрёхлетняя Плисецкая возглавляла мадридскую балетную труппу. Она ввела в репертуар труппы «Кармен-сюиту» и сама танцевала в этом балете. Близко познакомившись с Монсеррат Кабалье, Майя Плисецкая исполнила «Умирающего лебедя» под запись человеческого голоса — аккомпанемент для неё «напела» Монсеррат. В 1990 году в Чикаго Плисецкая экспромтом исполнила с чикагской балетной труппой балет на музыку звезды джаза певца и гитариста Джанго Рейнхардта. Ей давно хотелось станцевать что-нибудь на высоких каблуках и на джазовую музыку, и вот — мечта исполнилась! В 1992 году Плисецкая выступила инициатором создания нового балета на музыку Щедрина «Безумная из Шайо» по пьесе Жана Жироду и сама станцевала в ней заглавную партию. Она отметила 50-летие своей творческой деятельности, поставив этот балет в Москве, в Большом. В 1996 году на гала-концерте в Японии Майя Плисецкая впервые выступила в балете Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна». Словом, длительность её жизни на сцене просто поражает. Так и хочется сказать: не может быть, невозможно! Но вновь и вновь Майя Плисецкая доказывает: на сцене возраста нет. Она продолжает работать, создавая всё новые и новые шедевры. «…Есть старый сад и новый сад. Но ухожен он или нет — это уже совсем другое дело. То же самое с лицом человека: видно — ухоженно оно или запущенно», — так относится Майя Михайловна к неизбежным приметам возраста. А ведь планомерно ухаживать за собой Майя начала уже в довольно зрелом возрасте: в СССР и средств-то для этого не было! Маска из огурцов или из клубники — вот и весь уход. «Мы же нутряное сало покупали на рынке, чтобы снимать грим, — ничего в магазинах не было! А знаменитый лигнин, которым в театре предлагалось снимать грим, в том числе и морилку с тела, — это же была жесточайшая пытка, просто сдирали куски кожи», — вспоминает те времена Плисецкая. Наверное, поэтому, чтобы лишний раз не травмировать кожу, балерина никогда не красилась в жизни — только на сцене. Благо, её скульптурные черты лица, яркие глаза и волосы позволяли. Надо сказать, что Плисецкая никогда не скрывала свой возраст. Даже больше — она всегда гордилась тем, насколько её без преувеличения прекрасная физическая форма не соответствует количеству прожитых лет. И молодость её не в отсутствии морщин — от них никуда не деться. Молодость в стати, в осанке, в легкой балетной походке, в улыбке и неиссякающем оптимизме. И конечно, журналисты, да и просто поклонники много лет донимали её вопросами: как остаться молодой? Как сохранить фигуру? Однажды, устав от расспросов, Майя Плисецкая озвучила самый простой способ похудеть: «Ничего не жрать! Другой способ хорошо выглядеть человечество ещё не придумало». Знаменитую фразу «сижу не жрамши» Плисецкая сказала в интервью одной французской журналистке, твёрдо вознамерившейся выпытать у великолепной Майи секрет её чудодейственной диеты. Но все-таки балерина лукавила: диета у неё была, правда, совсем нестрогая. И однажды она поделилась с журналистами своим секретом. Жареное — вредно, а вот съесть риса, салата, картошки — никому не повредит. Мясо, яйца, молочные продукты, специи, томаты, картофель, шоколад, кофе для женщины, желающей сохранить фигуру, — под запретом. Рыбу можно есть лишь изредка. А вот чечевица, брокколи, овес, ячмень — приветствуются. Примерное дневное меню балерины такое: завтрак — овсянка; обед — овощной суп, овощной салат; ужин — рис, салат и рыба. В перерывах, если проголодаешься, — позволительны свежие овощи или фрукты. Вот так — питательно и необременительно, а лишний вес уходит! Тем более, что все время сидеть на этом скудном пайке ни к чему, нужно лишь повторять эту диету по неделе — не реже, чем раз в два месяца. Вот такой замечательный совет дала женщинам прекрасная Майя. «Когда мне дарят букет роз — многие цветы через три-четыре дня вянут, а одна стоит. Неделю, вторую, так и засыхает через два месяца, не согнув головы и не сбросив листочков. Почему? Я не знаю. Но кому что уготовано судьбой — так оно и случается. А ещё я очень люблю моего Щедрина — отсюда силы оставаться молодой», — призналась она. И это не лицемерие, рассчитанное на надоедливых журналистов, это образ жизни: не лгать и любить. Быть искренней в танце и в отношениях с людьми, любить искусство, любить зрителей, уважать своих коллег — таких разных и талантливых, восхищаться музыкальным даром и человеческими качествами своего мужа, не бояться и не останавливаться, быть сильной. Перед такими людьми пасуют и старость, и смерть. Она прожила долгую и наполненную жизнь. Её не стало 2 мая 2015 года за несколько месяцев до девяностолетия. Согласно завещанию балерины, её прах будет соединён воедино с прахом Родиона Щедрина после его смерти и развеян над Россией. Так сверкнула и погасла ослепительная звезда по имени Майя Плисецкая. Но её свет, как и память о ней — вечны! В статье приведены отрывки из книг: «Майя Плисецкая» Марии Багановой; «Я, Майя Плисецкая» Майи Плисецкой.
